По словам Якова Чадаева, управляющего делами Совета народных комиссаров, когда Молотов отчитывался перед Политбюро о переговорах в Берлине, Сталин был уверен в том, что Гитлер намерен начать войну91. Вместе с тем, официальная реакция Советского Союза на переговоры в Берлине говорит о том, что Сталин еще не совсем отказался от сделки с Гитлером. 25 ноября Молотов представил Шуленбургу меморандум, в котором перечислялись условия присоединения Советского Союза к трехстороннему соглашению: 1) вывод немецких войск из Финляндии; 2) заключение советско-болгарского пакта о взаимопомощи, включающего в качестве одного из условий создание советских военных баз; 3) признание территориальных претензий Советского Союза в районе Персидского залива; 4) соглашение с Турцией, предусматривающее создание советских военных баз в Черноморских проливах; 5) отказ Японии от прав на добычу угля и нефти на Северном Сахалине92. Как отметил Джон Эриксон, «реакция Сталина… была, во всех смыслах этого слова, проверкой намерений Гитлера: условия присоединения Советского Союза к пакту четырех держав означали, что Гитлер получит полную свободу действий на Западе только в том случае, если будет исключена возможность успешной войны Германии против Советского Союза»93. Во время той же встречи Молотов сообщил Шуленбургу, что новый посол Советского Союза в Германии, Владимир Деканозов, на следующий день должен уехать из Берлина. 19 декабря Деканозов встретился с Гитлером. Немецкий диктатор сообщил ему, что начавшиеся переговоры с Молотовым будут продолжены в служебном порядке, однако отказался принимать в них дальнейшее участие94. На самом деле, к этому моменту Гитлер уже принял решение начать войну. За день до этого, 18 декабря 1940 г., он подписал директиву о начале операции «Барбаросса» – такое кодовое название получило вторжение Германии в Россию95.
В декабре 1939 г. Сталин ответил на поздравительную телеграмму Риббентропа в честь его 60-го юбилея пафосными словами о прочности советско-германского альянса: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной»96. Тем не менее, не прошло и года, как эти два государства начали готовиться к войне.
После неудавшихся переговоров Молотова в Берлине нависшая угроза советско-германской войны стала еще более очевидной. Как Сталин сказал Димитрову 25 ноября, «наши отношения с Германией превосходны на первый взгляд, но между нами есть серьезные трения»1. Димитров получил приказ начать в Болгарии кампанию Коминтерна в поддержку сделанного Москвой Софии предложения подписать пакт о взаимопомощи. Повторное предложение было сделано повторно после возвращения Молотова из Берлина2. Болгарское руководство вновь вежливо отклонило предложение СССР и дало понять, что намерено присоединиться к «Оси» Берлин – Рим – Токио, подписав тройственный пакт3. Столкнувшись с такой перспективой, Советский Союз выразил протест Берлину, заявив, что Болгария входит в зону его влияния на Балканах, но безрезультатно. В марте 1941 г. Болгария подписала тройственный пакт – вслед за Венгрией, Румынией и Словакией, которые присоединились к альянсу в ноябре 1940 г. Еще большее беспокойство Москвы вызывало положение в Греции, в которую в октябре 1940 г. вторглась Италия; к этому моменту в боях на ее территории участвовало более 100 000 британских солдат. Эта ситуация грозила распространением войны на остальную часть Балкан.
К весне 1941 г. единственным независимым государством в Восточной Европе помимо осажденной Греции оставалась Югославия. Москва уже в октябре 1940 г. предпринимала попытки вовлечь Югославию в антигерманский фронт на Балканах. Небольшую надежду на успех подал народный переворот в Белграде в марте 1941 г., в результате которого было свергнуто прогерманское правительство. Советское посольство в Белграде сообщало, что на улицах города проходят массовые демонстрации, требующие «союза с Россией», а югославская коммунистическая партия начала кампанию за подписание пакта взаимопомощи с СССР4. 30 марта новое правительство Югославии обратилось в советское посольство с предложениями заключить военно-политический союз между Югославией и СССР, подчеркивая, в частности, что для поддержания нейтралитета стране требуется вооружение. На следующий день Молотов предложил руководству Югославии отправить в Москву делегацию для срочных переговоров5. Переговоры состоялись в Москве 3–4 апреля; советскую сторону на них представлял заместитель комиссара по иностранным делам Андрей Вышинский. Югославия настаивала на заключении военного союза, в то время как Сталин предлагал «пакт о ненападении и дружбе». Вышинский не скрывал мотивов, которые за этим стояли: «У нас есть соглашение с Германией, и мы не хотим произвести впечатление, что мы нарушаем это соглашение. Мы менее всего хотим разрушить это соглашение»6. Учитывая приоритетность этого вопроса, Молотов вечером 4 апреля пригласил Шуленбурга, чтобы сообщить ему, что Советский Союз намерен подписать пакт о ненападении с Югославией. Шуленбург возразил, что отношения между Югославией и Германией в данное время остаются напряженными из-за неясности по поводу присоединения Югославии к тройственному соглашению. Молотов ответил, что присоединение Югославии к «Оси» Берлин – Рим – Токио не противоречит сущности предлагаемого пакта и что германо-югославские отношения – это проблема, которая должна решаться Берлином и Белградом. Со своей стороны Советский Союз, заявлял Молотов, рассматривает свой пакт о ненападении и дружбе как вклад в дело сохранения мира и ослабления напряженности на Балканах7.