Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны - Страница 85

Тому, что на Тегеранской конференции Сталин проявлял такую обеспокоенность германским вопросом, была очень важная, хотя и не всем известная, причина. Народный комиссариат иностранных дел незадолго до начала конференции приступил к серьезной работе по планированию послевоенного будущего Германии. Главной идеей этих планов была долгосрочная военная оккупация Германии союзными войсками и расчленение немецкого государства. В то же время Советы были обеспокоены возможными требованиями немцев о воссоздании страны и необходимостью долгосрочного поддержания Германии в ослабленном состоянии. Идея Сталина о готовности занять стратегически важные пункты была естественным и логичным продолжением проходивших внутри советского правительства дискуссий по германскому вопросу75.

Беседа Сталина с Рузвельтом была прервана в связи с необходимостью присутствовать на церемонии передачи «меча Сталинграда» – дара от короля Георга VI жителям города-героя. Как обычно в таких случаях, оркестр исполнял «Интернационал», который в то время еще оставался государственным гимном Советского Союза, и «Боже, храни короля». После того как советский вождь и британский премьер-министр обменялись любезностями по поводу англо-советских отношений, Сталин принял от Черчилля меч, поцеловал его и передал Ворошилову, который чуть его не уронил – об этой детали в западной прессе не сообщалось.

На втором пленарном заседании было продолжено обсуждение операции «Оверлорд». Сталин оказывал давление на Черчилля по ряду связанных с операцией вопросов: таких, как дата вторжения во Францию (советская сторона хотела знать, на что конкретно она может рассчитывать, чтобы исходя из этого планировать свои действия); назначение верховного командующего действиями англо-американских войск (без чего, по мнению Сталина, планы не могли приобрести реальную перспективу); соотношение между операцией «Оверлорд» и другими военными действиями, которые планировали западные державы. Резкий тон, в котором проходила дискуссия с Черчиллем во время этого заседания, наиболее явно очевиден в язвительном замечании Сталина о том, что он хотел бы узнать у англичан, верят ли они в операцию «Оверлорд» или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских»76. На следующий день, 30 ноября, Черчилль провел двухстороннюю встречу со Сталиным. Он продолжал проявлять нерешительность по поводу операции «Оверлорд», утверждая, что он не уверен, может ли операция быть успешной при наличии во Франции значительного количества немецких войск. Сталин, однако, настаивал на том, что Красная Армия рассчитывает на вторжение союзных войск в Северную Францию и что ему нужно знать, состоится операция или нет. Если операция состоится, то Красная Армия могла бы осуществить сразу несколько ударов по врагу, чтобы немцы оставались связанными на Восточном фронте77. Во время последовавшего за этим разговором трехстороннего завтрака Рузвельт объявил, что операция «Оверлорд» намечена на май 1944 года и будет проведена при поддержке десанта в Южной Франции. Как только решение по второму фронту наконец было таким образом закреплено, общение Сталина с Черчиллем сразу приняло более дружелюбный тон. Черчилль начал разговор, сказав, что России необходимо иметь выход к незамерзающим портам. Сталин, воспользовавшись этим случаем, поднял вопрос о том, что Турция контролирует проливы в Черном море, и о необходимости пересмотреть режим проливов в пользу России. Сталин также упомянул и о необходимости обеспечить России выход к незамерзающим портам на Дальнем Востоке (в том числе к портам Далянь и Порт-Артур в Маньчжурии, арендованным царской Россией в XIX веке, но отданным Японии после поражения в русско-японской войне 1904–1905 гг.). Черчилль в ответ на это повторил, что «Россия должна иметь выход в теплые моря», а затем добавил, что «управление миром должно быть сосредоточено в руках наций, которые полностью удовлетворены и не имеют никаких претензий… три наших страны являются именно такими странами. После того как мы договоримся между собой, мы сможем считать, что мы полностью удовлетворены, а это самое главное»78.

Дружеская беседа по разным политическим вопросам продолжалась весь следующий день. За завтраком главы государств долго обсуждали любимое детище Черчилля – план вовлечения Турции в войну на стороне союзников. Сталин отзывался об этом плане скептически, однако пообещал, что Советский Союз объявит войну Болгарии, если вступление Турции в войну приведет к возникновению болгаро-турецкого конфликта. Это очень обрадовало Черчилля, и он поблагодарил Сталина за это обещание. В разговоре о Финляндии Черчилль выразил сочувствие и понимание нужд СССР в том, что касается безопасности Ленинграда, но вместе с тем выразил надежду на то, что Финляндия не будет после войны подчинена России. Сталин ответил, что верит в независимую Финляндию, однако считает, что все же должны иметь место территориальные изменения в пользу Советского Союза и что финны должны будут выплатить репарации за ущерб от войны. Черчилль напомнил Сталину о лозунге большевиков: «Мир без аннексий и контрибуций», однако Сталин язвительно ответил: «Я же говорил Вам, что становлюсь консерватором».

После завтрака, на официальном пленарном заседании, было быстро достигнуто соглашение по поводу распределения итальянского торгового и военно-морского флота. Черчилль и Рузвельт пообещали передать корабли Сталину как можно быстрее. Следующий пункт обсуждения был более неоднозначным: Польша. Черчилль и Рузвельт вынесли на обсуждение со Сталиным вопрос о восстановлении отношений СССР с польским правительством в изгнании в Лондоне. Сталин был непреклонен в отношении того, что это не произойдет, пока польское эмигрантское правительство продолжает сотрудничать с немцами. Относительно территориального вопроса Сталин поддержал идею о том, что Польше должен быть компенсирован ущерб за счет Германии, однако он настаивал на том, что восточная граница должна проходить по линии, установленной в 1939 г., т. е. таким образом, чтобы Западная Белоруссия и Западная Украина отходили к территории СССР. Когда Иден высказал мысль о том, что это означает раздел территории по «линии Молотова – Риббентропа», Сталин сказал, что он может называть это так, как ему угодно. Тут вмешался Молотов, сказав, что они говорят о «линии Керзона» и что между этнографической границей, предложенной секретарем иностранных дел Великобритании лордом Керзоном, и русско-польской границей, предлагаемой советской стороной, нет принципиальной разницы. Сталин, однако, добавил, что любая территория восточнее линии Керзона, на которой большинство населения составляют этнические поляки, может быть отдана Польше.