Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны - Страница 95

15 января польское правительство в Лондоне дало Советам ответ, в котором еще раз заявило о своих правах на Западную Белоруссию и Западную Украину и выразило желание сотрудничать с СССР в борьбе против Германии. Такой ответ не устраивал советское правительство, которое два дня спустя обнародовало ответное заявление. В нем подчеркивалось, что ключевым моментом для СССР является признание линии Керзона в качестве советско-польской границы46. Представляя предварительный обзор этого заявления послам США и Великобритании в Москве, Молотов указал на то, что позиция Советского Союза в нем была выражена более жестко: Москва была готова вести переговоры с польским правительством в изгнании, но только при условии реконструкции правительства и исключения из него антисоветских элементов47. На последовавшем 18 января совещании с Гарриманом и Кларком Керром, послом Великобритании, Молотов пояснил, что, по его мнению, после реконструкции польское правительство должно включать в себя поляков в изгнании в Лондоне, представителей США и СССР, а также активных участников антигитлеровского сопротивления в Польше48.

Принятие линии Керзона в качестве границы и реконструкция польского правительства – такими были основные требования Советского Союза по польскому вопросу, неоднократно высказанные Сталиным и Молотовым на встречах с двумя послами и в переписке с Черчиллем и Рузвельтом. Сталин не скрывал своей досады по поводу того, что польское правительство в лондонском изгнании отказывалось обсуждать эти условия. «Снова поляки. Это самый главный вопрос?» – с раздражением спросил Сталин Гарримана, когда тот прибыл на встречу с ним 3 марта 1944 г.49. Попытки Черчилля обсудить вариант соглашения, приемлемого для обеих сторон, Сталин отклонил, считая их пустой тратой времени. Он даже обвинил премьер-министра Великобритании в том, что он угрожает принудить советскую сторону к решению польского вопроса на условиях, невыгодных для СССР50. На встрече с Кларком Керром 29 февраля в ответ на предложение британской стороны о компромиссном решении Сталин лишь пренебрежительно хмыкнул и еще раз повторил, что он требует реконструкции польского правительства в изгнании и принятия линии Керзона. «Этот однообразный и раздражающий разговор продолжался более часа. Все аргументы были бесполезны», – рассказывал британский посол51.

Единственной конструктивной постоянной в заявлениях Сталина и Молотова по польскому вопросу было то, что они готовы рассмотреть вариант реконструкции польского правительства, при котором в его состав вошел бы премьер-министр эмигрантского правительства Миколайчик. Миколайчик – руководитель польской крестьянской партии, крупнейшей политической партии в довоенной Польше, считался важным связующим звеном в формировании в освобожденной Польше правительства на широкой основе, с которым могли бы сотрудничать Советы. Именно по этой причине Сталин не уступал давлению польских коммунистических кругов, требовавших создать в Польше временное правительство на основе союза левых сил52. Хотя левое правительство и было бы крайне выгодным для советской стороны, оно было бы недостаточно сильным, чтобы эффективно управлять населением Польши, большинство которого, несмотря на все политические завоевания коммунистов и их союзников-социалистов, состояло из убежденных националистов. Когда 22 июля 1944 г. Сталин, наконец, дал согласие на создание коммунистами и их союзниками Польского комитета национального освобождения (ПКНО), он отчасти сделал это потому, что ему была нужна организация, которой можно было поручить руководство территорией Польши, освобожденной Красной Армией. Именно так 23 июля он объяснил свое решение Черчиллю и Рузвельту. Сталин писал, что не считает ПКНО «правительством Польши», но в то же время отмечал, что комитет может стать «ядром для образования временного польского правительства из демократических сил». Оставался открытым и вариант реконструкции правительства с участием Миколайчика, однако существовала и вероятность, что тот останется в стороне. В том же письме Сталин писал, что не откажется принять польского лидера, если он приедет в Москву, как предлагали Черчилль и Рузвельт53.

Сталин в своем отношении к польскому вопросу опирался на мнение Оскара Ланге, польско-американского экономиста-марксиста, который в январе 1944 г. предложил свою концепцию реконструкции польского правительства с участием лондонского эмигрантского правительства, просоветски настроенных поляков в Москве и Польше и независимых польских политических деятелей из числа польских эмигрантов в Великобритании и США. Весной 1944 г. Ланге приехал в Москву вместе с просоветски настроенным польско-американским католическим священником Станиславом Орлеманским, чтобы обсудить со Сталиным дальнейшие действия54. Общение Сталина с этими двумя посредниками имело большое значение, поскольку открывало много нового о его стратегии в вопросе польско-советских отношений. Сталину была нужна дружественная Польша с правительством левого толка, включающим в себя его союзников-коммунистов, но в то же время ему нужна была единая страна, достаточно сильная для того, чтобы стать членом долгосрочного союза славянских государств против будущей германской угрозы.

Идея о том, что война против Гитлера – это борьба всех славян с их традиционным врагом, германскими народностями, давно эксплуатировалась советской пропагандой. Уже в августе 1941 г. Советы создали Всеславянский комитет и устроили в Москве Всеславянский съезд. После него было проведено еще много подобных собраний, не только в Советском Союзе, но и в других странах антигитлеровской коалиции55. Для Москвы эта тактика была вполне естественной, учитывая, что главными жертвами германской агрессии стали преимущественно славянские страны – Чехословакия, Польша, Югославия и Советский Союз. В 1943 г. Сталин начал предпринимать первые шаги по созданию официального политического и дипломатического союза этих славянских государств. В декабре 1943 г. с чешским правительством в изгнании, возглавляемом президентом Эдуардом Бенешем, был заключен советско-чехословацкий Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. К договору, подписанному в Москве 12 декабря, прилагался протокол, в котором оговаривалось, что к соглашению может присоединиться третья страна; это было сделано специально для того, чтобы облегчить подписание чехословацко-польско-советского пакта56. Сталин незадолго до этого вернулся с Тегеранской конференции, и в беседе с Бенешем отчетливо проявлялась его навязчивая обеспокоенность возможностью послевоенного возрождения германской угрозы. В разговоре с президентом Чехии 18 декабря Сталин выразил мнение, что в долгосрочной перспективе миру угрожали две страны – Япония и Германия. «Немцы сильный и талантливый народ и могут после войны опять очень быстро подняться. С Тегеранской конференции [он] вынес впечатление, что в этом плане существует полное единство взглядов между всеми союзниками». На заключительном ужине в честь Бенеша 22 декабря Сталин говорил о «необходимости славянского сотрудничества после войны» и отмечал, что «до сих пор немцам удавалось разделять славян, сотрудничая с одной частью славян против других, а затем – наоборот. Ныне же все славяне должны объединиться»57.