«В дальнейшем, ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали с последним контакт.
При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию»74.
Сталин отказался встретиться 17 августа с Гарриманом и Кларком Керром75. Вместо этого он поручил Молотову выразить его бескомпромиссную позицию: Советский Союз не будет осуществлять поставки варшавским повстанцам. Гарриман был разъярен этими сообщениями и доложил в Вашингтон: «Мое недавнее общение с Вышинским и особенно беседа с Молотовым сегодня вечером привели меня к мнению, что эти люди раздулись от власти и считают, что они могут навязать свою волю нам и всем странам»76. Настроение Гарримана передалось остальным в американском посольстве. 17 августа личный помощник Гарримана, Р.П. Мейкледжон, записал в своем дневнике: «Это хладнокровное убийство, но мы ничего не можем с этим поделать. Когда выйдут наружу подробности этого инцидента, он наверняка останется в истории как один из самых позорных эпизодов войны. За всем лоском цивилизованности правящих элементов скрывается не что иное, как шайка очень умных и беспощадных воров и убийц. В этой ситуации они раскрыли свои карты настолько очевидно, что не может быть никаких сомнений относительно их сущности»77.
Для Советского Союза Варшавское восстание тоже стало очень тяжелым событием. На подходах к Варшаве советская армия потеряла миллионы солдат, и ей предстояло потерять еще полмиллиона в ходе кампании по освобождению Польши от немцев, поэтому Советы не обрадовались обвинениям в том, что они спровоцировали восстание, а потом бросили жителей Варшавы на произвол судьбы. Не меньшую роль сыграло и то, что Красная Армия уже готовила новый штурм польской столицы, и советское командование ожидало, что Варшава будет в его руках уже через несколько дней, поэтому любые вопросы о снабжении повстанцев казались попросту излишними.
20 августа Черчилль и Рузвельт обратились к Сталину с совместной просьбой начать сброс вооружения в Варшаве – хотя бы для того, чтобы успокоить общественное мнение.
22 августа Сталин дал следующий ответ: «Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна… С военной точки зрения создавшееся положение… невыгодно как для Красной Армии, так и для поляков. Между тем советские войска… делают все возможное, чтобы сломить эти контратаки гитлеровцев и перейти на новое широкое наступление под Варшавой. Не может быть сомнения, что Красная Армия не пожалеет усилий, чтобы разбить немцев под Варшавой и освободить Варшаву для поляков. Это будет лучшая и действительная помощь полякам-антинацистам»78.
К сентябрю, однако, Советский Союз начал беспокоиться о том, какой общественный резонанс вызвали эти события. 9 сентября народный комиссариат иностранных дел направил в британское посольство меморандум, в котором предлагалось создать независимую комиссию по расследованию того, кто был виновен в начале восстания и почему оно не было согласовано с советским верховным командованием. В меморандуме также объявлялось об изменении политики в отношении снабжения повстанцев и указывалось на то, что Советы уже сбросили несколько партий припасов в Варшаве, однако каждый раз провизия и вооружение оказывались в руках немцев. Вместе с тем, говорилось в меморандуме, если Великобритания и США настаивают на осуществлении поставок по воздуху, Советский Союз готов оказать содействие в проведении операции79.
В середине сентября Советы вновь начали осуществлять сброс груза в Варшаве, причем эти меры совпали по времени с началом штурма города советскими войсками. За период с 14 сентября по 1 октября войска 1-го Белорусского фронта сделали 2243 вылетов в Варшаву и сбросили 156 минометов, 505 противотанковых орудий, 2667 пистолетов-пулеметов и винтовок, 3 млн патронов, 42 000 ручных гранат, 500 килограммов медикаментов и 113 тонн провизии80. Эти поставки по объему были сравнимы с поставками Великобритании в августе-сентябре: 1344 пистолетов и револьверов, 3855 пулеметов, 380 легких пулеметов, 237 гранатометов, 13 минометов, 130 винтовок, 14 000 ручных гранат, 8,5 тонн пластиковой взрывчатки, 4,5 млн патронов и 45 тонн провизии81. По большей части эти припасы оказались в руках немцев, хотя советская сторона и заявляла, что ее сбросы были более точными и эффективными, чем сбросы, сделанные британской авиацией с большой высоты.
К концу сентября гармония в отношениях союзников была восстановлена. Гарриман писал Рузвельту, что у него была «более чем удовлетворительная беседа со Сталиным… Впервые Сталин с сочувствием говорил о повстанцах»82.
Варшавское восстание принесло несчастье всем причастным к нему сторонам, кроме немцев. Для жителей Варшавы оно стало катастрофой. Армия Крайова потеряла около 20 000 человек убитыми, многие другие понесли ранения; среди гражданского населения, попавшего под перекрестный огонь, было около 150 000 раненых и 200 000 убитых.
2 октября, когда восстание закончилось, немцы довели свои разрушительные действия, начатые в ходе военных действий против Армии Крайовой, до логического конца, стерев весь центр города с лица земли и депортировав оставшихся в живых жителей Варшавы в концентрационные лагеря. Для польского правительства в изгнании поражение восстания стало символом его катастрофической неспособности оказывать влияние на политическую жизнь послевоенной Польши. Коммунистические левые силы сумели при поддержке Советского Союза использовать в своих интересах поражение польских националистов, однако их продолжали подозревать в том, что они и их союзники-красноармейцы не сделали все, что могли, чтобы помочь восстанию. Красную Армию обвиняли в том, что она не освободила Варшаву до начала восстания; британцев и американцев – в том, что они попытались умиротворить Советский Союз, решив не выносить на всеобщее обозрение свои разногласия со Сталиным по польскому вопросу. Ухудшение дипломатических отношений внутри «большого альянса», вызванное разногласиями по поводу восстания, было незначительным и временным, однако в последующие годы варшавский конфликт начал рассматриваться как важный поворотный момент в отношениях между СССР и Западом – как один из первых предвестников «холодной войны». Во время «холодной войны» взаимные обвинения по поводу Варшавского восстания стали одним из главных пунктов идеологической полемики Востока и Запада. Запад возлагал всю вину на Красную Армию, которая отказывалась помогать повстанцам, пока не стало уже слишком поздно, а Советы обвиняли антикоммунистическую Армию Крайову в безрассудстве и авантюризме. Ни одна из сторон не тратила времени и сил на обвинение Германии, которая в этой ситуации была настоящим источником зла в этом эпизоде. Однако по сравнению с холокостом и массовым уничтожением советских граждан, подавление Варшавского восстания рассматривалось всего лишь как одно из многочисленных злодеяний Германии.