На пленарном заседании Ялтинской конференции 5 февраля Сталин выступил против участия Франции в управлении оккупированной Германией и отметил, что «нельзя забывать того, что произошло. Ведь Франция в эту войну открыла ворота немцам. Это стоило союзникам и Европе колоссальных жертв. Вот почему мы не можем ставить Францию на одну доску с тремя великими союзниками»118.
Тем не менее, встретившись лицом к лицу с де Голлем в декабре 1944 г., Сталин был сама любезность и излучал понимание положения и надежд Франции. На первой встрече с генералом 2 декабря Сталин подчеркнул, что поддерживает идею восстановления Франции как великой державы119. Нельзя сказать, что Сталин говорил совершенно неискренне. В апреле 1944 г. французские коммунисты вошли в состав образованного де Голлем Французского комитета национального освобождения, а затем дали согласие занять некоторые должности во временном правительстве, которое теперь возглавлял генерал. Кроме того, Советский Союз был благодарен Франции за направленный в помощь советской армии авиационный полк «Нормандия», пилоты которого принимали участие в некоторых из наиболее ожесточенных воздушных боев на Восточном фронте. С другой стороны, Москва подозревала, что де Голль, будучи консерватором, питал антикоммунистические и антисоветские чувства120.
Де Голль приехал в Москву по собственной инициативе121. Его целью было повысить престиж освобожденной от захватчиков Франции, заключив франко-советский договор наподобие англо-советского договора о союзничестве, подписанного в 1942 г. Сталин был готов подписать такое соглашение, но сначала хотел убедиться, что у Черчилля и Рузвельта нет возражений122. Он также хотел заручиться поддержкой де Голля в отношении позиции Советского Союза по польскому вопросу. Молотов предложил своему французскому коллеге, Жоржу Бидо, обменяться представителями с ПКНО. В связи с этим польский вопрос был одним из наиболее актуальных на второй встрече Сталина с де Голлем, состоявшейся 6 декабря. В защиту позиции СССР по польскому вопросу Сталин напомнил де Голлю, что линия Керзона после Первой мировой войны была утверждена премьер-министром Франции Клемансо, и указал на то, что за последние 30 лет Польша дважды использовалась в качестве коридора для вторжения немецких войск в Россию. Сталин также защищал действия Советского Союза в ситуации с Варшавским восстанием, говоря, что к тому времени, когда Красная Армия подошла к Варшаве, она уже прошла с боями 600 километров, а ее артиллерия и снаряды отстали на 400 километров123.
На третьем, последнем заседании 8 декабря де Голль поднял германский вопрос, и Сталин оживился, поскольку речь зашла о его излюбленной теме – необходимости не дать немцам подняться. Он сказал генералу, что, по его мнению, политика Англии по отношению к Германии будет очень суровой. Когда де Голль заметил, что, судя по опыту Версальского договора, англичане не смогут долго придерживаться условий карательного мира, Сталин ответил, что на этот раз будет возможность разрушить германскую промышленность и что англичане понимают важность этого. Был поднят и вопрос об отношениях Франции с ПКНО, и Сталин предложил де Голлю сделку. Черчилль обсуждал со Сталиным возможность подписания трехстороннего соглашения с участием Великобритании, а не просто двухстороннего франко-советского пакта. Де Голлю эта идея не понравилась; ему нужно было двухстороннее соглашение со Сталиным на таких же условиях, как и англо-советский пакт. Сталин сказал, что он подпишет такое соглашение, если де Голль согласится обменяться официальными представителями с ПКНО. «Пусть французы окажут нам услугу, а мы окажем им услугу», – сказал Сталин генералу. В конце беседы де Голль вернулся к польскому вопросу и выразил полное понимание политики Советского Союза в отношении Польши. Что касается ПКНО, он отметил, что французы уже предлагали полякам обмен представителями124.
9 декабря Бидо сообщил Молотову, что де Голль готов пойти на обмен представителями с ПКНО в обмен на подписание франко-советского пакта. Однако Молотов потребовал, чтобы Франция помимо этого сделала официальное заявление об этом в форме обмена письмами между де Голлем и председателем ПКНО. Это было бы равносильно дипломатическому признанию правительства в Люблине – шагу, на который само советское правительство еще официально не пошло. Бидо ответил Молотову, что это предложение неприемлемо125. Очевидно, обсуждение было продолжено тем же вечером за прощальным ужином в честь французской делегации. Возможно, чтобы сделать обсуждение более гладким, Сталин предложил де Голлю «достать пулеметы. Давайте уничтожим этих дипломатов!»126. Впрочем, в столь решительных действиях нужды не было: франко-советский договор о взаимопомощи был подписан на следующий день127. Французы все же настояли на том, чтобы не публиковать заявление по обмену представителями с ПКНО, и могли представить соглашение англичанам и американцам как решение обменяться представителями низшего уровня128. Сталин, в свою очередь, сообщил ПКНО, что эта уступка далась ему с большим трудом и назвал де Голля безнадежным реакционером129.
Как и следовало ожидать, советская пресса подробно освещала визит де Голля и называла франко-советское соглашение поворотным моментом в развитии отношений Франции и СССР. Особое место в общественном обсуждении соглашения отводилось тому значению, которое оно имело для предотвращения германской угрозы, причем не только в настоящем, но и в будущем. Газета «Известия» в передовой статье писала: «Этот враг – не только сегодняшняя гитлеровская армия, которая будет полностью разгромлена; этот враг – германский империализм, который стремится к мировому господству, неизменно и последовательно порождая бисмарков, вильгельмов и гитлеров»130.