Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны - Страница 170

170

Одним из последних иностранцев, видевших Сталина живым, был К.П.С. Меннон, посол Индии, которого Сталин пригласил в Кремль 17 февраля 1953 г. Встреча продолжалась всего полчаса, но произвела на посла огромное впечатление. На следующий день он сделал в своем дневнике длинную запись, в которой рассуждал о значении своей встречи с этим великим человеком. Он вспоминал, что говорили о Сталине другие. Джозеф Э. Дэвис, до войны занимавший должность посла США в Москве: «Он ведет себя доброжелательно, говорит просто, почти смущенно… он произвел на меня впечатление поистине скромного человека». Уинстон Черчилль: «Сталин также произвел на меня впечатление своей хладнокровной мудростью, при полном отсутствии каких-либо иллюзий… человек прямой, даже резкий в своих высказываниях… Однако он сохранил чувство юмора, что весьма важно». Что касается Меннона, его в Сталине больше всего поразили «простота, проницательность и беспощадность»: «Все в нем просто – его одежда, его комната, его манеры, его речь… Это человек, чья воля… сохранила Россию для коммунизма и коммунизм для всего мира; если бы не он, ни Россия, ни коммунизм не смогли бы сопротивляться нападению Гитлера. Это человек, которого не только граждане его страны, но и миллионы людей во всем мире считают «вождем и учителем всего прогрессивного человечества»; чьи портреты заняли в каждом русском доме место святых икон; и упоминание имени которого любое собрание в России приветствует стоя длительными аплодисментами, переходящими в овацию. И в то же время все это восхищение ему, как с гуся вода; в его манере держаться нет и следа высокомерия. Когда Вольтер вернулся в Париж после многолетней ссылки, его приветствовала толпа поклонников. Когда друг спросил его, нравится ли ему быть кумиром народа, он ответил: «Да, но такая же большая толпа собралась бы, если бы моя голова оказалась на эшафоте». Такие же слова, без сомнения, мог бы сказать и сам Сталин. И это наводит меня на мысль о втором качестве… его проницательности, которую он проявляет не только в своих словах, но и в своем молчании. Он не дал вовлечь себя в обсуждение нашего решения о Корее и корейской проблемы в целом… Вероятно, он чувствует, что для него настал период, когда он может посвятить свои мысли исключительно главному, оставляя детали своим помощникам… Я был также поражен его безжалостностью. Дважды он говорил о том, что бесполезно читать мораль злому человеку. Слова Ганди о «перевороте в чувствах» ничего для него не значат. Возможно, он имел в виду поглощенность Ганди вопросами морали, когда привел метафору о том, что крестьянин не будет учить морали волка. Я сообщил в телеграмме своему правительству, что в этом состоит суть философии Сталина»61.

Обаятельный и обезоруживающий, открытый и загадочный, притягательный и пугающий – до конца своих дней Сталин оставался для окружающих воплощением противоречивости.

Заключение

Сталин перед судом истории

В Советском Союзе переоценка правления Сталина началась сразу после того, как его тело было положено в Мавзолее Ленина в марте 1953 г. В мае 1954 г. маршал В.Д. Соколовский, начальник советского Генштаба, опубликовал в газете «Правда» статью, посвященную девятой годовщине победы в Великой Отечественной войне. О Сталине там не говорилось ничего, если не считать краткого упоминания в словосочетании «знамя Ленина и Сталина»1. В декабре 1954 г. в «Нью таймс», советском журнале о международных отношениях, появилась статья к 75-й годовщине со дня рождения Сталина, в которой подчеркивалось, что он во всем был учеником Ленина. Год спустя к 76-й годовщине со дня рождения Сталина в том же журнале была опубликована статья, которая была вообще посвящена главным образом Ленину. Открытой критики Сталина в ней не было, но его роль заметно преуменьшалась, а вместо этого подчеркивалось значение, которое имела для коммунистической партии деятельность Ленина2. Далее, в феврале 1956 г. Хрущев сделал свой знаменитый доклад на закрытом заседании XX съезда партии, тем самым устранив последнее препятствие для критики Сталина, которая в 1980–1990-е гг. переросла в целую волну неодобрения.

Говоря о войне, Хрущев акцентировал внимание на том, что победа была достигнута общими усилиями коммунистической партии и ее руководства в целом, а не Сталина, который играл главным образом негативную роль. Если верить историкам и авторам военных мемуаров, которые охотно подхватили критику Хрущева, война была выиграна вопреки Сталину силами советских вооруженных сил и их командования. Позже, под влиянием более положительных отзывов о Сталине как о Верховном главнокомандующем, составленных Жуковым, Василевским и Штеменко, Великая Отечественная война стала рассматриваться как победа Сталина и его генералов. Впрочем, для многих представителей интеллигенции победа в Великой Отечественной войне была победой советского народа, чьи великие жертвы Сталин предал после войны, возобновив свою диктатуру и диктатуру коммунистической партии.

На Западе переоценка деятельности Сталина в годы Великой Отечественной войны началась еще при его жизни. Во-первых, полемисты времен «холодной войны» говорили, что Сталин и его режим не намного лучше Гитлера и фашистского строя, а в моральном отношении и вовсе от них не отличаются. По их мнению, победу Сталина над Гитлером следует рассматривать как поражение для половины Европы, которая относилась к сфере его тоталитарного правления. Еще менее значительной роль Сталина представала в работах Уинстона Черчилля, а также других западных историков и авторов мемуаров. В них почти не говорилось о стратегической важности советско-германского конфликта, и в повествовании о Второй мировой войне он занимал лишь второстепенное место3. Наконец, свою роль сыграли мемуары оставшихся в живых генералов гитлеровской армии, поведавших о том, что победа была почти у Германии в руках, но была упущена лишь из-за ошибок немецкого диктатора. По их словам, Вторая мировая война была не выиграна Сталиным, а проиграна Гитлером4.

170