Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны - Страница 36

Еще большую неопределенность вносила начатая Германией масштабная кампания по дезинформации, целью которой было объяснить сосредоточение немецких войск вдоль советской границы. Сначала немцы заявили, что военные приготовления ведутся в целях обороны. Затем они распространили информацию о том, что развертывание военных сил – уловка, направленная на то, чтобы усыпить бдительность Великобритании. Также был распущен слух о том, что немецкие дивизии должны не атаковать Советский Союз, а запугать его, вынудив таким образом пойти на экономические и территориальные уступки. Одним из наиболее распространенных был слух о том, что даже если Гитлер нападет, он сначала представит Сталину ультиматум. Эта версия была придумана специально для того, чтобы отвлечь внимание от уже готовящегося внезапного нападения33.

Постфактум достаточно просто понять, какие из этих сообщений были правдивыми, а какие ложными, и увидеть, что многие источники Сталина не давали определенной информации. Однако в то время многое вызывало сомнения – особенно конкретное время нападения Германии. Сталин рассчитывал на то, что Гитлер пока не собирается атаковать и что свидетельства об обратном можно объяснить теорией раскола или интригами британской разведки. В то же время, Сталин не мог позволить себе и полностью игнорировать возможность начала войны в кратчайшие сроки. Сталин никогда не был безрассудным: он мог не принимать в расчет сведения иностранных разведслужб, считая их ложными донесениями не слишком умных шпионов или провокаторов, но информация советской разведки о концентрации немецких войск у границы СССР была слишком весомой, чтобы ее игнорировать. Как позже писал о Сталине фельдмаршал Алан Брук, во время войны занимавший должность начальника Имперского генштаба: «Сталин – реалист… имеют значение только факты… планы, гипотезы, будущие возможности ничего для него не значат, но он всегда готов принять факты, даже неприятные»34.

Хотя Сталин надеялся и, вероятно, даже верил, что Гитлер не нападет на СССР, факты явно свидетельствовали о том, что немецкий диктатор вполне может строить планы на нападение в скором времени. Сталин отреагировал на эту возможность тем, что продолжил и даже ускорил приготовления к войне; в том числе, отдал приказ о резком наращивании сил у границ СССР:

– В мае – июне было мобилизовано 800 000 служащих запаса.

– В середине мая 28 дивизий были направлены в западные военные округа СССР.

– 27 мая в этих округах было приказано построить полевые командные пункты.

– В июне в укрепленные районы приграничных округов было направлено 38 500 человек личного состава.

– 12–15 июня этим округам было приказано передислоцировать войска к границе.

– 19 июня штаб-квартиры округов были перемещены на новые командные пункты.

Также округа получили приказ закамуфлировать цели и рассредоточить авиацию35.

К июню 1941 г. Красная Армия насчитывала более 300 дивизий, около 5,5 млн человек личного состава, из которых 2,7 миллиона были размещены в западных приграничных округах36. Ночью с 21 на 22 июня эти огромные войска были приведены в состояние боевой готовности и предупреждены о том, что следует ожидать неожиданного нападения немцев37.

Остается лишь один вопрос: почему Сталин не приказал объявить всеобщую мобилизацию советских вооруженных сил до нападения, хотя бы для предосторожности? Частично это объясняется тем, что Сталин не хотел спровоцировать Гитлера на преждевременное нападение. Фраза «мобилизация – это война» была одной из догм советской стратегической доктрины. Основой для этого убеждения был опыт России во время кризиса, приведшего к началу Первой мировой войны. Считалось, что именно решение царя Николая II начать мобилизацию русской армии в качестве меры предосторожности в июле 1914 г. спровоцировало ответную мобилизацию войск в Германии и, как следствие, перерастание «июльского кризиса» в общеевропейскую войну. Сталин был твердо намерен не повторять эту ошибку. Кроме того, он не думал, что многое будет зависеть от того, решится ли Гитлер на неожиданное нападение. Согласно советской военной доктрине, за началом военных действий с Германией должен был последовать период длиной в 2–4 недели, в течение которого обе стороны смогут мобилизовать и сгруппировать свои основные силы для боя. Тем временем, у границы будут проходить тактические бои с ограниченным проникновением на территорию мобильных сил, имеющих целью разведать слабые места противника и подготовить почву для масштабных фланговых маневров. В любом случае, предполагалось, что решающие битвы состоятся только через несколько недель после начала войны. В этом случае, опять же, образцом служила Первая мировая война, но сталинские генералы не были глупцами, они не собирались, как говорится, проходить войну заново. Они видели, что тактика молниеносной войны принесла немцам победу над Польшей и Францией, и осознавали эффективность атаки с большим количеством бронетехники и массированного окружения, которое применяли высокоманевренные силы вермахта. Но они не думали, что Красная Армия разделит судьбу французских и польских войск. Он видели военную слабость Польши и нерасположенность к военным действиям французов с их «ментальностью Мажино». Они были уверены в том, что советская оборона выдержит и позволит задержать неприятеля на то время, пока Красная Армия мобилизует свои основные силы. Как пишет Эван Модсли, «Сталин и советское верховное командование считали, что они по отношению к Гитлеру занимают сильную, а не слабую позицию»38.