Если рассматривать отношение Сталина к предстоящей войне в этом контексте, становится ясно, что он не боялся неожиданного нападения Гитлера. Сталин считал, что в худшем случае советская армия потерпит поражение в нескольких тактических боях на границе. С такой точки зрения его ставка на сохранение мира представляется гораздо более логичной. В этом случае начало войны могло быть отсрочено до 1942 г., а к тому времени советская оборона стала бы значительно сильнее и страна была бы полностью готова к войне. Итак, как ни парадоксально, неожиданное нападение Германии 22 июня 1941 г. не было неожиданностью ни для кого, даже для Сталина. Неприятно неожиданным был характер этого нападения: это было стратегическое наступление, в котором силы вермахта с первого же дня вели жестокие бои, наголову разбивая оборону Красной Армии и прорываясь вглубь территории России мощными колоннами бронетехники, окружавшими дезорганизованные и обездвиженные советские войска.
То, что Сталин и его командование не могли себе представить неожиданное стратегическое наступление, было лишь отчасти последствием плохо продуманной военной доктрины. Дело было также в расстановке акцентов. Накануне войны советское высшее командование заботило не то, как Красная Армия сможет отразить нападение Германии, а то, когда и где она сама начнет свое наступление . Оно планировало вести не оборонительную войну против Германии, а наступательную.
Говоря, что Советский Союз собирался вести наступательную войну против Германии, мы не поддерживаем теорию о том, что Сталин готовил предупредительную войну против Гитлера и намеревался первым нанести удар39. Политические и дипломатические маневры Сталина говорят о том, что летом 1941 г. он был готов на все ради мира. Если бы Сталину удалось отсрочить начало войны до 1942 г., возможно, он решил бы перехватить инициативу и ударить первым, но изначально он намеревался откладывать войну как можно дольше. Он был уверен в военном мастерстве Красной Армии, но опасался возможных последствий участия Советского Союза в масштабной войне, опасного тем, что капиталистические противники СССР могли объединиться против общего коммунистического врага. В то же время ставка Сталина на поддержание мирных отношений с Гитлером летом 1941 г. подразумевала наличие достаточной оборонительной мощи на тот случай, если его расчеты окажутся неправильными. Что же касается его генералов, для них основной задачей было не обеспечение обороны, а осуществление собственных планов наступлений и контрнаступлений. Проще говоря, дипломатическая стратегия Сталина не совпадала с военной стратегией высшего командного состава. Вероятно, это опасное несоответствие политической стратегии доктрине и планам боевых действий стало главной причиной той катастрофы, которая произошла с Красной Армией 22 июня 1941 г.
Причиной этого несоответствия была ориентированная на наступление доктрина Красной Армии, разработанная еще в 1920-е гг. Советское верховное командование планировало вести следующую войну на вражеской территории, осуществляя одну за другой атаки и контратаки и перенося бой на местность, занятую противником. Эта ориентированность на наступательные действия стала еще более выраженной в связи с произошедшим в период между двумя мировыми войнами развитием военных технологий. Значительное увеличение мощности, маневренности и надежности танков, самолетов и артиллерии облегчало проведение атак с неожиданной передислокацией и быстрых ударов с фланга, позволяющих прорвать даже наиболее тщательно спланированную оборону. Доктрина Красной Армии предполагала, что оборона уступает по важности наступательному бою и является лишь одним из этапов подготовки к наступлению. Такую расстановку приоритетов еще больше укрепило наблюдение за тем, как легко Германия одержала победу в Польше и Франции, а также собственный опыт советских войск в прорыве крепкой обороны линии Маннергейма в Финляндии в 1940 г.
Выступая с заключительной речью на совещании высшего руководящего состава армии в декабре 1940 г., комиссар обороны Тимошенко дал краткую характеристику советской стратегической доктрине, уделив наибольшее внимание проблемам наступления. Тимошенко не обошел в своем выступлении и вопрос обороны. Напротив, обороне была посвящена отдельная часть его речи, в которой он упорно отрицал «кризис временной защиты» и утверждение о том, что быстрое поражение Польши и Франции доказывало, что оборона не могла быть эффективной перед лицом современных огневых средств и маневренной техники. Эффективная оборона, сказал Тимошенко, возможна в современных условиях, но это должна быть глубокая оборона – многополосная и многоэшелонная. Впрочем, и в этой части своего доклада Тимошенко дал ясно понять, что «оборона не является решительным способом действий для поражения противника: последнее достигается только наступлением. К обороне прибегают тогда, когда нет достаточных сил для наступления, или тогда, когда она выгодна в создавшейся обстановке для того, чтобы подготовить наступление»40.
В числе основных докладчиков был и генерал Георгий Жуков, бывший офицер кавалерии и сторонник маневренной войны с участием бронетехники. Репутацию отличного боевого командира ему принесло успешное наступление на японскую армии в районе Халхин-Гола в августе 1939 г. после вооруженных столкновений на китайско-монгольской границе. Жуков сделал доклад о «характере современных наступательных операций». Главным мотивом его выступления было то, что Красной Армии нужно было извлечь уроки из недавних событий войны в Европе и внести соответствующие изменения в подготовку к наступательным действиям41. После совещания, состоявшегося в январе 1941 г., членам Верховного командования было предложено сыграть в две стратегические игры. Сюжет обеих игр развивался вокруг наступательных действий и маневров у западной границы Советского Союза. В обеих играх победителем стал Жуков, который и был после этого назначен начальником Генштаба. Как пишет Эван Модсли, «сложно рассматривать назначение Жукова иначе, чем одобрение Сталиным ориентирование Красной Армии на наступательные действия»42.